В основе повести Виля Липатова – традиционный «любовный треугольник». Гораздо более неожиданно для читателя название этого произведения. Житие – один из жанров древней литературы, героем которого является праведник либо победоносец. Ни тем, ни другим Ванюшку Мурзина не назовёшь. Это просто совестливый крестьянский парень.
Жить бы ему да наслаждаться заложенными в нём богатырскими силами, щедрыми дарами «математической шишки», которой наделила его природа, однако чувство, дарящее обычно людям столько радости, приносит и Ванюшке Мурзину, и его подруге Любе Ненашевой одно лишь горе, ранит их души, подтачивает естественную для обоих с детства неразрывную связь с окружающими людьми.

За окошком свету мало,
Белый снег валит-валит.
А мне мама, а мне мама
Целоваться не велит.
 
Говорит, не плачь, забудешь,
Хочет мама пригрозить,
Говорит, кататься любишь –
Люби саночки возить…

Константин Ваншенкин

«Сколько бы раз ни выходила замуж Любка Ненашева, столько раз и звала бы она на свадьбу Ивана Мурзина, ведь выросли они в соседних дворах, учились вместе и на колхозной работе, когда посылали на помощь школьников, находились всегда поблизости...».

Если изобразить пресловутый «треугольник» геометрически, то проведенная под острым углом гипотенуза – конечно, Любка, а Иван Мурзин и его жена Настя – два катета, спокойно «перпендикулярные» друг другу.

...Ирония? А как можно, не прибегая к ней, говорить о какой-нибудь липатовской вещи, когда слог писателя, особенно в последние годы, насыщен меткой народной усмешкой? Комические эпизоды уживаются у него с трагичными ситуациями, причем смех и горе сливаются — как в жизни. Сатирическое преувеличение, гротеск, всё, что хоть как-то смещает неприкрытую правду бытия, чуждо перу этого автора.
«Житие...» написано будто со слов главного его героя. Все события даются как бы сквозь призму его восприятия. Почти газетная, несобственно-прямая речь, осторожное отношение к диалектизмам (таким назойливым порой у «деревенщиков») создают своеобразную иронию, вызванную искренним желанием Ванюшки казаться современным и культурным. Это – не насмешка, а понимание безликости казённых схем и слов, неспособных выразить глубокие душевные страдания. В нём и заложено самобытное лукавство липатовского стиля.
Коллизия повести не нова для нашей прозы. Вспомним хотя бы шолоховский роман «Тихий Дон» или проскуринскую «Судьбу», но там возлюбленная и жена – обе страдают одинаково. В «Житии... » же Страдания выпадают главным образом на долю Ванюшки Мурзина. Его мучают непреодолимые столкновения между долгом и страстью. В какой-то момент побеждает сознание долга, но мысли о Любке не дают покоя... 

На тебе сошёлся клином белый свет,
Но пропал за поворотом санный след…
Сто дождей пройдёт над миром, сто порош,
И однажды ты услышишь и придёшь…
Сколько зим ты тихо скажешь, сколько лет,
На тебе сошёлся клином белый свет... 

Михаил Танич

«Мне, мам, про это писатель Никон Никонович Никонов объяснил. «Любу, – спрашивает, – в детстве били друзья и подружки за строптивость?» «Здорово били!»– отвечаю. «А ты за нее заступался?» «Тысячу разов, Никон Никонович! Бывало, на мне живого места нету, так меня ухайдакают, что я за эту холеру заступаюсь!» «А в школе ты её жалел?» «Сильно жалел, Никон Никонович! Уроки не учит. Начну подсказывать, шпаргалки слать, меня – долой из класса…».
Вот так, мы, мам, поговорили, а Никон Никонович возьми и скажи: «Попался ты, Иван Васильевич, человек мой дорогой, на крепкую уду! Жалеть – любить, Иван, это на всю жизнь, это крест, который нести тебе на Лысую гору в жару и хлад, во сне и наяву, в горе и радости. И будешь ты подниматься на Лысую гору всю жизнь и будешь так иногда счастлив, Иван, своей ношей, как не бывают счастливы простые смертные. Завидую я тебе, избранник ты, счастливец, баловень судьбы. Роптать не смей, грех роптать – отвернется от тебя жизнь, не простит роптанья. Неси тяжёлый крест на Лысую гору»…

Настя, ленинградка, директор сельского Дома культуры, воспринимается среди колоритных сибиряков чужеродным элементом, обрисованным к тому же не в очень выразительных тонах. Может, здесь и берёт свое начало трагедия Ванюшки. Правда, женщины Старо-Короткина, включая даже мать героя, на стороне законной супруги, но тут скорее – страх перед нарушением установленного деревенского уклада. Настя, разумеется, страдает из-за измены мужа, однако особого сочувствия к ней нет: автор сделал её слишком уж равнодушной. Она словно призвана защитить бедного Ванюшку от его исступлённой страсти, а искренности такой искусственной роли трудно поверить. Подлинное чувство привело Ивана к Насте или желание отомстить Любке, выскочившей замуж за учителя русского языка, местного пиита Марата Смирнова? Скорее – второе. Ванюшка просто бросился к первой попавшейся женщине из-за глубоко ранившего его предательства Любки, дабы показать ей, чего стоит Иван Мурзин. Что же всё-таки привлекательно в Любке не только для Ванюшки, но и для читателей? Думается, в первую очередь, её непосредственность (которой так недостаёт Насте). Автор обделил Любку интеллектом, но её природное обаяние покоряет:

...– Прекрасная погода, вы не находите? – спросила зараза Любка. – Вы не поверите, даже Торнтон Уайлдер не читается!
Она прикрыла глаза. – Какой прелестный роман, этот «Теофил Норт»! Вам нравится, Настасья Глебовна?
– Не читала. И не слышала, – ответила Настя.
– Что вы, что вы! – испугалась Любка. – Журнал «Иностранная литература», июльский и августовский номеры, то есть номера…

Там нет меня,
Где на песке не пролегли твои следы,
Где птица белая в тоске
кружит у пенистой воды…
Там нет меня,
Где пароход в ночи надрывно прогудел,
Где понимает небосвод,
что без тебя осиротел.
Я только там,
Где нет меня – вокруг тебя невидимый.
Ты знаешь, без тебя и дня,
прожить нельзя мне видимо.

Павел Жагун

Судьба героев наводит на размышления о подлинной и мнимой нравственности, о силе истинной и бессилии показной морали. Много вопросов порождает подобный итог. Внутреннего превосходства Насти над соперницей не чувствуется – а ведь она, казалось бы, по всем статьям права. Автор верит в непреодолимость искреннего чувства – тем не менее, он лишил его нравственной чистоты.
В «Житии...» ставятся серьезные социальные и моральные проблемы. Ведь все как будто должно быть благополучно. Но это «как будто» и волнует писателя. В произведении нет готовых рецептов, читателю не навязываются авторские решения.
Вопросы, выдвинутые писателем в повести, не получают окончательного ответа – автор призывает нас поразмышлять вместе с ним...

В последних повестях Виля Липатова, как отмечает литературный критик Михаил Синельников, есть «излишества живописности, есть краски, неестественная густота которых мешает выявлению общего смысла картины. Порой в ущерб психологическому полнокровию начинает эксплуатироваться один и тот же прием... Не слишком ли безупречными выглядят у него иные носители положительных качеств, вроде, скажем, главного героя «Жития Ванюшки Мурзина, или Любовь в Старо-Короткине» (1978)?
Эта повесть и напечатанная в том же году «Повесть без названия, сюжета и конца...» – произведения, к великому сожалению, ставшие последними прижизненными публикациями писателя, – содержат отличные страницы, но... слишком уж расцвеченными оказываются картины будничной жизни, слишком подтянутыми к некоему абстрактному представлению о красивом...».

В 1979 году на сцене Ленинградского театра драмы и комедии на Литейном была поставлена пьеса «Любовь в Старо-Короткино» по повести В. Липатова «Житие Ванюшки Мурзина, или Любовь в Старо-Короткино». В 1988 г. она была поставлена также на сцене Московского областного драмтеатра, гастроли которого в Томске с успехом прошли в сентябре 1988 г.

В 1981 году на Всесоюзном радио по мотивам повести Виля Липатова «Житие Ванюшки Мурзина, или Любовь в Старо-Короткине» известный актёр и режиссёр Евгений Вестник поставил радиоспектакль в исполнении артистов Государственного академического Малого театра Союза ССР.