ГЕННАДИЙ СКАРЛЫГИН
 
* * * 
                                         Когда, душа, просилась ты
                                         Погибнуть иль любить…
                                                                       Дельвиг
 
Блок перед смертью слышать перестал.
Так он сказал: «Я ничего не слышу».
На Офицерской, где-то у моста,
Промчался экипаж. В углу шуршали мыши.
 
Блок ничего не слышал. И молчал.
Любови Дмитриевны шаги за занавеской
Украдкой шли. Их он ощущал
Как свет в окне, болезненный и резкий.
 
Покоя нет. Покой нам только снится.
На поле Куликовом ляжет тьма.
О Русь, как тяжела твоя десница,
Как неприветлива порой и ты сама.
 
Певец пронзительный, тревожный,
Никто так не любил тебя, как он.
И вот в порыве невозможном
Ты бросила его. А может, это сон?
 
И вот он встанет, сбросив смертный хлам.
Увидит птиц, раскинув настежь шторы,
И он услышит, как его стихам
Созвучны русские просторы.
 


ВЛАДИМИР КРЮКОВ
 
* * *
И дождь со снегом пополам,
и мрак у окон.
Топили печь, и у стола
читали Блока.
 
И оживали за строкой
чужие дали,
и нас куда-то далеко
отсюда звали.
 
Там пропадёшь в густой траве,
узнаешь волю,
отдашь всю душу синеве,
а сердце – полю.
 
И уносили крылья строк
к иным пределам.
Мир за окном совсем продрог,
но печь гудела.

1974
 
 
* * *
                                   Валерию Петрачкову
 
Вот так бывает, что ни одна
Струна в душе не поёт.
Жизнь не уходит, просто она
Быть милой перестаёт.
 
И потому я помню о тех
Днях, когда город в дожде,
И запахи булочных и аптек
Острее, чем в ясный день.
 
В подслеповатом кафе за углом
Прямо домашний уют,
Хлещет за отпотевшим стеклом,
А здесь по маленькой пьют.
 
Тихие речи. Негромкий смех.
Все тут – почти родня,
И если тепла хватает на всех,     
Достанет и на меня.
 
И не считая минут и часов,
Глаза в окно обратив,
Я слышу в нестройности голосов
Какой-то общий мотив.
 
Стихает ливень. Ну что же, я
Пожалуй, продолжу путь.
Блестит булыжник, как чешуя   
Дракона, что лёг вздремнуть.
 
А на исходе такого дня
Славно топить печь.
И беглые блики печного огня
На тёмной стене стеречь.
 
Как же дороги мне они,
Как дорог свой уголок.
И кажется мне, что такие дни
Любил Александр Блок.
 

* * *
Когда в комнату попадала бабочка,
Я знал: это чья-то душа
Так говорили. Но вот однажды
Она влетела – цветная, тревожная
И толкалась от стены к стене.
Устала, села на корешок книги,
Это был том Блока.
Неужели, подумалось мне,
Прилетела душа его?
Мне было пятнадцать лет.
Я не вышел из мира любви к себе,
Но стоял на пороге любви к миру.


* * *

Умирали они в двадцать первом году,
Меж собой не в ладу, у людей на виду.

Ветер смутного времени дул, задувал,
Первый проклял его, а второй воспевал.

О, романтики с тёмною тайной в очах –
Пляски смерти, Фаина и озеро Чад.

Пусть у каждого помыслы были чисты,
Развело их, как в городе этом мосты.

Одичал Петроград, зарастая травой –
Рыскал ветер утрат над державной Невой.

И упрямо топорщился стяг огневой –
Реял ветер надежд над мятежной Невой.

Когда рушится мир и спасается мир,
Разверзаются пропасти между людьми.

Ну, а что им сегодня делить меж собой,
Примирились поэты посмертной судьбой.
 
1988

P.S. «Пожалуй, я тогда не точно сказал, что Гумилев «проклял» смутное время. Теперь, после чтения воспоминаний его современников, понимаешь, что всё было сложнее» (Владимир Крюков).

ЕЛЕНА КИРИЛЛОВА

* * *
                          Но там стоит просто грустный,
                          Расстроенный неудачей,
                          С открытым воротом,
                          И смотрит на звёзды...
                                             Александр Блок

Рассыпались звёзды
В густеющей сини.

Как рано, как поздно
Свечу загасили.
Свечу загасили
И смотрят на звёзды,
Грустны и бессильны,
И зябко, и поздно.
 
Хвалиться им нечем,
И мелки удачи,
И время не лечит —
Не любит, иначе.
Но тихое в ветре
Послышится слово:
Не верьте, не верьте,
Что нету былого.
 
Былое реально,
Как зимние тени,
Как призрак печальный
У старых ступеней,
Как детская вера
В гармонию мира
И «вечно ненужная
Старая лира».
 
 
СНОВА О ЧЁРНОМ ЧЕЛОВЕКЕ 

                          Ночь, улица...

                          Александр Блок

 
— Мистер Хайд, где ваша шляпа?
Доброй ночи, мистер Хайд.
...Уронивши свечку на пол,
Отправляюсь спать в сарай.
 
Хлещет ветер по сусекам,
Опустелым закромам.
— Мистер Хайд? Простите, съехал,
Не оставил адрес нам.
 
Эта вечная аптека,
И фонарь невдалеке...
Что нам делать, мистер Джекил?
Утопиться во реке?


* * *
                       По вечерам над ресторанами
                       Горячий воздух дик и глух...
                                          Александр Блок

Опять зима, и вечерами
В белёсой дымке небосвод,
Окурен винными парами,
Идёт навстречу мне народ.
 
Пока ещё не очень поздно,
В моём сияющем окне
Другие окна, словно звёзды,
И звёзд иных не надо мне.
 
Пока над тёмным сонмом коек
Ночник последний не погас,
Массивный абрис новостроек
Неявно радует мне глаз.
 
И что ещё душе печальной?
Воздушный шарик в пустоте,
От берегов отчизны дальной
К своей стремящийся мечте.

Декабрь 2001



ИРИНА КИСЕЛЁВА

* * *
                          Май жестокий с белыми ночами...
 
Александра Блока строчкой
Плыл жестокий май,
Белой призрачною ночью
Убегая вдаль,
Вдаль по холоду ночному,
Вдоль ночной Невы,
Прозвучал мне смех Ваш детский,
Всё, что было – Вы…
Догорал, неровно тлея
Дружеский костер,
Прервался на полуслове
Тихий разговор...

20 мая 1999 г. Санкт-Петербург


БЛОКУ — ЦВЕТАЕВОЙ

                         Имя твое — птица в руке,
                         Имя твое — птица на языке… 

Марина Цветаева

                         Ты проходишь на запад солнца,
                         Ты увидишь вечерний свет…

Марина Цветаева

                         Предстало нам – всей площадью
                                                         широкой!  – 
                         Святое сердце Александра Блока.

Марина Цветаева
           8 мая 1910 г.

Страшного времени оба поэта,
Страшного времени ризой одеты:
Он – белоснежной, она – огневой,
И повенчались посмертной судьбой.

Рядом стояла – смотрела в висок:
«Родимый, больной...»
Вылилось в строгий, торжественный строй
Плача – стихов, жизни – часов.
 
В «час ученичества», в «час одиночества»,
Взгляда последнего с горных крутизн – 
Во имя твоё – жизнь!
 
Славила имя – шла на восход,
Он – в черный вечер, оба – вперед!
Встреча – невстреча в светлой заре
Не состоялась в слепом ноябре.
 
Страшное время венчало и пело,
Птицей в руке оно прошумело
И улетело: к белому пламени над зарёй,
К горькой рябинушке огневой.